Когда-то это называлось барской охотой. И хотя название это осталось в далеком прошлом, суть почти без изменений дожила до наших дней. Иными словами, в ряде заповедников сложилась такая ситуация, при которой отстрел диких животных охотниками стал обычным запрограммированным мероприятием.
На первый взгляд, явное противоречие с концепцией неприкосновенности заповедной территории. Но считать его только следствием просчета нынешних специалистов было бы несправедливо. На самом деле это не что иное, как своеобразное наследие, доставшееся нам от тех лихих для отечественной биологии времен, когда научный подход к проблемам заповедности вынужден был уступить место авантюрному нахрапу так называемых покорителей природы.
Как ни велика мудрость первых ленинских декретов, но, пожалуй, не меньшее впечатление вызывает та легкость, с которой заложенные в них мысли доводились до абсурда последующими реформами. Декрет 1921 года «Об охране памятников природы, садов и парков» подразумевал неприкосновенность заповедной территории в качестве непременного условия. Но уже к концу двадцатых годов тезис о неприкосновенности был объявлен практически ложным и политически вредным. Началось ударное приобщение заповедников к хозяйственной деятельности. Результатом такого приобщения явилось то, что в 1951 году была проведена реорганизация их сети: из 128 заповедников осталось лишь 40, а их площадь уменьшилась с 12,5 до 1,5 миллиона гектаров. Лишь к середине 60-х годов наука и здравый смысл несколько потеснили прежний волюнтаризм. Но как же тяжело далось восстановление утраченного за долгие годы! Только в 70-е число и общая площадь заповедников вновь достигли уровня 1950 года.
Немалый вклад в дело искоренения заповедников внес бывший начальник Главного управления по заповедникам при Совете Министров РСФСР А. В. Малиновский. Он был категорически против самого термина «охрана природы». По его представлениям, природоохранные вопросы решаются в нашем государстве как бы автоматически, всей системой народного хозяйства, а следовательно, никаких специальных усилий для этого прилагать не нужно. Не нужны, стало быть, и заповедники, во всяком случае в виде неприкосновенных и охраняемых территорий. Хозяйствовать в заповедниках, а не просто наблюдать — вот как определял Малиновский суть своей «заповедной» стратегии. Воплощением ее стало появление в 1957 году так называемых заповедно-охотничьих хозяйств, то есть заповедников, где численность некоторых видов животных должна была регулироваться не только естественными условиями их обитания и, при необходимости, штатными сотрудниками заповедника, но и ограниченным контингентом охотников.
Сначала в них были превращены Крымский и Азово-Сивашский заповедники, Беловежская Пуща, а позже прибавились Днепровско-Тетеревское и Залесское заповедные лесоохотничьи хозяйства на Украине, Телеханское в Белоруссии, а также «Реденский лес» в Молдавии.
Но вот что удивительно: с тех пор прошло много лет, прежний подход к заповедникам осужден и отринут, а перечисленные заповедно-охотничьи хозяйства как ни в чем не бывало существуют и функционируют все по тем же прежним осужденным и отринутым принципам.
Нелепость их существования стала особенно очевидна, когда в 1981 году Госпланом и ГКНТ СССР было утверждено «Типовое положение о государственных заповедниках», в котором принцип неприкосновенности заповедной фауны был вновь возведен на должную высоту. Иными словами, по положению заповедник лишь тогда мог считаться таковым в полном смысле этого слова, когда в нем категорически запрещались и охота, и рыбная ловля, и какой бы то ни было отлов и уничтожение диких животных, а также проход и проезд по территории посторонних лиц.
Все это отчетливо противоречило режиму заповедно-охотничьих хозяйств, и научная общественность не раз указывала заинтересованным организациям на такое противоречие, но, к сожалению, до сих пор все ее попытки вернуть заповедно-охотничьим хозяйствам их по-настоящему заповедный статус успеха не имели.