Неистребимая вера в Человека — важнейшее свойство всей айтматовской литературы, приобретенное от богатого художественного наследия киргизского народа, от русской и советской классики. И мы с гордостью можем утверждать, что это основополагающее свойство литературы находит свое развитие в творчестве Айтматова.
Есть немало произведений в киргизской литературе, где с особой старательностью и усердием описываются все жизненные обстоятельства, связанные с трудом чабана, рассказывается с педантичной подробностью о бесконечных мытарствах, о трудностях зимовки, о нехватке кормов и о всяких других неполадках, и, конечно же, обязательно о волках, с которыми герой вступает в единоборство.
Словом, в таких произведениях можно встретить все, кроме одного — подлинного художественного осмысления изображаемой действительности. Не удивительно, что в таких случаях самое добросовестное, самое профессиональное повествование оставалось в ряду обычной фактографии жизненных неурядиц, в плоскости описания правды отдельно взятого, частного факта, отнюдь не поднимаясь на уровень глубинного синтеза, художественного обобщения.
Когда иноходца против его воли, против всего того, что составляло смысл его жизни насильно и бездушно держали в конюшне, то тогда он поднимал мятеж.
Условно-ассоциативные связи образа Гульсары все больше усиливаются в последующих эпизодах, когда иноходец не подчиняясь «законам» волосяного чумбура рвется к свободе, к табуну. Гульсары «неотступно» и «последовательно» стремится к свободе. Тогда свирепые бюрократы вынуждены заковать его в железные путы-кишен. Но Гульсары оказался настолько «упорным», что даже железные путы не могли удержать его в «тюрьме лошадей». Не сродни ли такое «упорство», «целеустремленность» Гульсары той неукротимой воле Танабая, которая проявлялась каждый раз, когда он брал все новые крутые «подъемы» жизни.
Чингиз Айтматов по своей художественной стилистике писатель чрезвычайно экономный и максимально емкий. Ему достаточно было вывести всего трех персонажей-мужчин, чтобы привести все сложные жизненные перипетии к одной точке, к трагической развязке. Когда начинаешь читать повесть с Момуном и Орозкулом «Белый пароход» — все понятно, а вот с третьим персонажем, с Сейдахматом, с тем, зачем он понадобился писателю, долго остается неясным. Казалось бы, зачем он, этот, на первый взгляд, инфантильный, легкомысленный повеса? Но нет. Оказывается, Сейдахмат — это тот единственный человек в орозкуловой системе, который «делает» свое дело в самый нужный момент, и делает безошибочно. Создается впечатление, что Сейдахмат «включен» в сюжетную конструкцию повести только лишь ради эпизода охоты на маралов. Он тут действительно незаменим и неузнаваем. С каким вдохновепием потом Сейдахмат расскажет, как он заставил Момуна стрелять в марала. Возможно, самому Орозкулу в голову не пришла бы столь непререкаемая аргументация против сказки о Рогатой матери-оленихе, какую предложил Сейдахмат. Отсюда ясно, что посягательство на свой идеал, на свою сказку произошло не просто ради дочери или внука. Это прежде всего вынужденная акция Момуна под суровым вердиктом Сейдах-мата, под деспотизмом Орозкула.