По замыслу три емкости хранилищ, соединяясь между собой системой решеток, должны были обеспечить разделение поступающей с ферм органики на фракции — твердую и жидкую. Твердая, как и полагается удобрению, через каждые шесть месяцев должна была вывозиться на поля, тогда как жидкая — возвращаться на ферму и использоваться для смыва новых партий навоза. Но в таком режиме система проработала считанные дни, после чего решетки безнадежно забились и вся хитроумная конструкция стала не более чем тремя обычными сливными ямами.
Возможно, и впрямь есть здесь вина проектировщика, но не в том, что как-то не так рассчитал он свои решетки, а в том, что, рассчитывая их, совершенно забыл про людей. Смывать навоз… навозной жижей! Да тут от миазмов и коровам недолго до обморока. Вот почему, когда вышла из строя система фракционирования и смывать навоз пришлось обычной речной водой, людям в прямом смысле стало легче дышать. И попробуй теперь объясни им преимущества рециркуляционного смыва, а тем более заставь его восстанавливать.
К сожалению, за комфорт животноводов расплачиваться пришлось Сетуньке, а в конечном итоге и москвичам. С подпиткой за счет свежей воды объемы поступающего в хранилища продукта резко возросли, и наполняться они стали гораздо быстрее запланированных шести месяцев. Ну а как в совхозе решили проблему незапланированных излишков, нимало при этом не смущаясь близостью источника питьевого водоснабжения, мы уже знаем. Вот тогда-то и родился миф о недостаточно емких навозохранилищах.
Итак, работников ферм понять можно. Но ведь, с другой стороны, на чаше весов огромный город, миллионы людей, их здоровье и, наконец, тот же комфорт. Так неужели за девять лет существования комплекса никого из руководителей совхоза не колыхнула мысль как-то исправить положение…
— Не колыхнула.
Этот искренний ответ дал директор совхоза А. П. Павлик. Директор бывший, а потому — откровенный. Его сняли буквально через несколько дней после переполоха в Москве и, если верить Н. В. Шестопалову, гораздо раньше, чем его служба обнаружила виновного. Но даже теперь, спустя месяц, с лица его не сходило недоуменное выражение. За что? Столько лет качал себе и качал, все об этом знали, особенно не беспокоили и вдруг — преступник, прокуратура, отстранение от должности…
В известной мере и Павлику и москвичам прежде везло. Ну не совпадало так: слив навоза и мощная оттепель. Раньше вылитый навоз быстро схватывался морозом и стекал в реку лишь весной. Тогда в половодье за счет разбавления талыми водами его концентрация не подпрыгивала так высоко, и московская очистная станция худо-бедно справлялась с его притоком. Теперь же при ограниченном зимнем стоке залп для нее оказался слишком силен. Вот теперь колыхнуло многих.
Почему только теперь? И куда прежде смотрели те, кто уже не по совести — по долгу службы должен был не колыхнуть — душу вытрясти из совхозного руководства за творимые им экологические бесчинства?